В начале тридцатых годов ХХ века страну, а вместе с ней и Ульяновск, охватила «золотая лихорадка»: драгоценный металл искали и находили в самых неожиданных местах: закопанным во дворах, в огородах, в погребах, в сараях, припрятанным на чердаках, замурованным в стенах домов обывателей, в их печках… Иногда, кроме «золотых жил» попадались «сопутствующие» – платиновые и брильянтовые. Впрочем, не брезговали и серебром.

Главными старателями были чекисты, которые действительно старались. Но не корысти ради, а токмо во имя пополнения золотых запасов Советской Республики, где набирала обороты индустриализация. В ожидании скорой и неминуемой войны СССР ударными темпами строил мощную промышленность, нередко с нуля, создавая отрасли, которых страна прежде не знала – авиационную, автомобильную, танковую и множество других. Технологии и оборудование для них, порой целыми заводами, в массовом порядке закупали за границей. Оттуда же завозили специалистов, которые должны были контролировать строительство цехов, проводить сборку и наладку сложнейшего оборудования, обучать персонал. И все это, разумеется, не бесплатно. Но денег, в первую очередь, валюты, в стране катастрофически не хватало.

Одним из путей решения этой проблемы и стала та самая «золотая лихорадка», направленная на изъятие драгоценностей у населения. Точнее, у той его части, у которой было, что изымать. В первую очередь у бывших аристократов и прочих буржуев – после первой волны «экспроприации экспроприаторов» у них вполне могло еще кое-что остаться. Приглядывались чекисты и к представителям «советской буржуазии», сумевшей накопить финансовый «жирок» за годы недавно закончившейся Новой Экономической Политики (НЭПа).

Что касается рабочих и крестьян, то они в качестве серьезных доноров золотовалютных «общечеловеческих ценностей» не рассматривались. Ну, а если и завелись у кого-то из них драгметаллы, то наверняка благодаря противозаконным махинациям, каковые не должны были оставаться безнаказанными, в том числе и рублем.

Существовало два сравнительно законных способа отъема денег и ценностей у населения. Первый, экономический заключался в том, что советским гражданам разрешили приобретать товары в магазинах «Торгсина» («торговли с иностранцами»), открытых в июле 1930 года. Предполагалось, что туда за дефицитными товарами потянутся те, кто сумел приберечь некоторое количество золота или иных ценностей. И расчет во многом оправдался: только за 1933 год через торгсины было собрано 45 тонн золотых изделий и 2 тонны серебряных.

Второй способ, силовой, применялся в основном к валютчикам крупного масштаба, а также к тем, кто по какой-то причине в Торгсин не спешил – их арестовывали, как правило, по статье 59 пункт 12 УК РСФСР, каравшей за «нарушение правил о валютных операциях». Наказания по ней были небольшими: должностным лицам грозило лишение свободы со строгой изоляцией на срок не ниже одного года, а частникам – штраф до трех тысяч рублей. И лишь в том случае, когда валютные операции были постоянным промыслом обвиняемого, он рисковал получить то же «лишение свободы на срок не ниже одного года», но еще и «с конфискацией всего или части имущества».

Однако, главным тут был не сам приговор, а пребывание арестованных под арестом до тех пор, пока они не соглашались «добровольно» поделиться с государством «ненужными» им ценностями.

Золотая жатва

Судя по архивным документам, в Ульяновске она длилась с 1932 по 1933 годы. За это время только по двум следственным делам – № 583 и № 593, возбужденным по упомянутой статье, сотрудники экономического отдела (ЭКО) Ульяновского оперсектора ОГПУ отработали в общей сложности почти 90 человек. Процесс этот был не одномоментным. День за днем, месяц за месяцем уполномоченные ЭКО скрупулезно «просеивали» потенциальных валютодержателей сквозь мелкое оперативно-агентурное сито, извлекая на свет божий все их заначки.

Одним из первых адресов, куда 22 января 1932 года пришли чекисты, был дом № 56 по Мало-Саратовской улице, где жил происходивший, как тогда говорили, из крестьян-середняков, сорокапятилетний Корнелий Иванович Кирилов. Кроме закопанных во дворе царских золотых монет на сумму в сто тридцать рублей, «золотоискатели» нашли 110 граммов золотого лома, четверо золотых часов, пять колец, браслет, медальон, крест с цепочкой и брошь. Всего на сумму 207 рублей. Найденное внесли в соответствующий акт, составленный в трех экземпляров, один из которых вручили валютодержателю.

Неподалеку, на той же улице, в доме № 3 проживал еще один Кирилов – Иван Кириллович 75 лет от роду, скорее всего, отец Корнелия Ивановича.

«Я происхожу из крестьян с. Васильевки. В гор. Ульяновск я приехал лет сорок назад. Первое время держал сады и пребывал в приказчиках, а потом стал торговать от себя, первое время по мелочам, а последние годы имел лавку, торговал (неразборчиво) в розницу. Я торговал лет пятнадцать, пока не началась революция. Сейчас живу на иждивении сына, который работает ломовым извозчиком», – сообщил старик чекистам, заявив в конце, что золота у него нет.

Допрос состоялся 29 декабря 1932 года. Вероятно, тогда же бывший торговец был арестован. Прошла неделя и 6 января года уже 1933-го в его сарае все же нашли «зарытыми в земле» монеты царской чеканки на 537 рублей 50 копеек. И сразу же «необходимость в дальнейшем содержания его под стражей» отпала, каковой факт уполномоченный ЭКО Ульяновского оперсетора ОГПУ Бурцев и отразил в соответствующем постановлении о немедленном освобождении Кирилова И.К., уведомив об этом «прокурора города для сведения и Коменданта оперсектора для исполнения».

Братья и сестры

Осенью 1933 года вышли на братьев Пахомовых, проживавших в разных половинах дома № 32 по Введенской улице (не сохранилась. Находилась в подгорье, в районе нынешнего Обелиска Победы). Оба происходили из кулацкой семьи села Устеренка Ульяновского района. Старший – Дмитрий Егорович 1870 года рождения когда-то имел два дома, три лошади и корову, а также два собственных сада площадью по 3 гектара, за которыми ухаживали четверо постоянных работников и несколько сезонных. Однако основной статьей дохода и до революции, и после нее была торговля мукой, зерном и другими хлебными злаками. За это Дмитрий Егорович был лишен избирательных прав, однако в 1930 году в них восстановлен.

К началу тридцатых годов и он сам, и его пятидесятидевятилетняя жена Наталья Никитична от дел отошли и жили на иждивении сыновей – Петр работал инженером на заводе в Ростове-на-Дону, а Ефим иногда присылал деньги из Канады, куда в 1918 году бежал как белогвардейский офицер.

В память о прежней жизни Дмитрий Егорович хранил 25 рублей золотыми монетами царской чеканки, которые прятал под крыльцом. О заначке знали только он и жена. Ну, и как оказалось, чекисты.

Федор Егорович Пахомов был моложе брата на три года. До революции, тоже занимался садоводством в их общих садах и за использование там наемной рабсилы в 1928 году лишился избирательных прав, хотя и ненадолго – в том же году в таковых был восстановлен.

Кроме дома, в котором жила его семья: жена Степанида Андреевна 1888 года рождения и три дочери – Мария 17 лет, Анна – 16-ти и тринадцатилетняя Евдокия, Пахомовы имели корову, а глава семейства на момент ареста работал сторожем в одной из крупнейших артелей района – артели Милютина.

Сорок пять рублей золотом царской чеканки, найденные зашитыми в матрасе и замотанными в клубок ниток, также остались у Пахомова-младшего от прежней его жизни, когда, как и брат, он занимался торговлей, и тоже думал, что про заначку не знает никто, кроме них с супругой.

Однако уберечь ценности от зоркого чекистского глаза не могли не только мать сыра земля или толстый матрац, но даже огромные расстояния. Например, ульяновские охотники за золотом добрались до Льва Зельмановича Фроста 1880 года рождения и его младшего брата Абрама, живших в Самаре и трудившихся там кустарями-сапожниками. У обоих изъяли золота все той же царской чеканки в общей сложности на 110 рублей. Одновременно в краевом центре взяли и тридцатидвухлетнего агента некой частной фирмы Якова Александровича Гинзбурга за хранение долларов, эквивалентных сумме в 10 советских рублей.

Впрочем, что там Самара! Пресловутый запах золота ульяновские «старатели» могли уловить и сквозь куда большие расстояния.

Тридцатипятилетняя бывшая мещанка, а ныне беспартийная домохозяйка со средним образованием Александра Ивановна Андриевская жила далеко от Ульяновска – в Петрозаводске, в доме № 37 по улице Онежская Набережная. Поэтому, когда 20 декабря 1932 года в ее дверь постучались ульяновские чекисты, она сперва удивилась. Однако, увидев за спинами нежданных гостей свою двоюродную сестру Марию Михайловну Вологину, все поняла, пригласила визитеров в дом и отдала им все, что так тщательно спрятала: золотые часы, 9 золотых колец, 2 таких же браслета, пару сережек, 3 брошки, в том числе одну – в форме подковы, и золотую подвеску, украшенную жемчугом. Все перечисленное весило 105 граммов и стоило 73 рубля 50 копеек. Однако самым ценным в этой заначке оказалось не золото, а настоящая россыпь бриллиантов, которыми было усыпано большинство найденных украшений. Самый крупный весом в пять и три четверти карата украшал массивный золотой браслет. Три из девяти колец сверкали камнями общим весом в три с четвертью карата. А еще четыре перстенька содержали шесть двукратных камешков. По остальным двум колечкам, паре сережек, кулону, брошке и булавке была рассыпана бриллиантовая мелочь от половины карата до двух с четвертью. Бриллиантовую россыпь дополняли 10 «голых» камней по карату каждый. Венчали перечень изъятых сокровищ четыре жемчужные нитки.

Специально приглашенный на обыск ювелир подтвердил, что найденные предметы действительно являются настоящими драгоценностями. Их Андриевской передала Вологина, когда Александра Ивановна несколько лет назад приезжала к сестре в Ульяновск. Однако, как оказалось, отдала не все. Кроме ценностей, обнаруженных в Петрозаводске, дома у пятидесятитрехлетней Марии Михайловны нашли еще кое-что: на 83 рубля золотых монет царской чеканки, 43 золотых червонца, 7 колец, 2 куска проволоки и один обломочек червонного золота. Всего на 484 рубля.

В результате обе родственницы оказались и в числе «валютодержательниц», и в списке обвиняемых.

(окончание - Золото для диктатуры пролетариата. Часть 2).

Владимир Миронов